Российское объединение судей
«МОЖЕМ СПОРИТЬ О ЧАСТНОСТЯХ, О ДЕТАЛЯХ, НО В ЦЕЛОМ МЫ СМОТРИМ В ОДНОМ НАПРАВЛЕНИИ И В ПРИНЦИПИАЛЬНЫХ ВОПРОСАХ ЕДИНЫ»
О важнейших этапах развития судебной системы страны, об истории Совета судей Российской Федерации, об актуальных проблемах судейского сообщества и задачах, которые предстоит решать в ближайшие годы, редакции журнала рассказал председатель Совета судей России Юрий Иванович Сидоренко.
— Уважаемый Юрий Иванович! Празднование юбилеев никогда не обходится без воспоминаний. Поэтому мы хотели попросить Вас вспомнить, с чего все начиналось? Как развивалось? Какие уроки прошлого оказались особенно полезными? Какие качественные изменения претерпела судебная система благодаря Совету Судей России?
— Основные достижения Совета судей, которыми мы имеем полное право гордиться — это подготовка законов «О статусе судей в Российской Федерации», «О судебной системе Российской Федерации» и «О Судебном департаменте при Верховном Суде Российской Федерации».
— Давайте по порядку.
— Разработка закона «О статусе судей в Российской Федерации» началась именно по нашей инициативе. Произошло это на первом заседании Совета судей — мы избрали Президиум Совета и сразу поручили ему заняться подготовкой текста законопроекта «О статусе судей в Российской Федерации».
— Первое заседание было очень эмоциональным, очень шумным, что неудивительно. Положение судебной системы в начале 90-х годов было критическим. Судьи увольнялись сотнями, желающих занять судейские должности практически не было — зарплата низкая, работа тяжелая, перегрузки, ужасные условия труда, ветхие здания, отсутствие даже самого необходимого для работы.
— Поэтому на первом заседании Совета люди рвали на груди рубашки, кричали, возмущались, ругали Минюст — в общем, делились наболевшим. В результате все единодушно сошлись на том, что срочно нужен закон о статусе судей.
— Вскоре к разработчикам законопроекта присоединились Верховный Суд РФ и Администрация Президента РФ, а затем в порядке законодательной инициативы Верховный Суд РФ, Верховный Совет РФ и Президент РФ совместно внесли его в Государственную Думу. Случай уникальный. Я лично не помню, чтобы еще когда-нибудь все три ветви власти внесли проект закона на рассмотрение парламента. И скорость подготовки законопроекта тоже уникальная — первые его строчки были написаны в марте, а в июне закон уже был принят. Три месяца ушло на создание важнейшего и для судебной системы, и для всей страны закона. Такого ни до, ни после не бывало, чтобы с момента начала работы над законопроектом до подписания закона Президентом прошло всего три месяца.
— Вы взяли за основу закон «О статусе судей в СССР»?
— Нет, мы подготовили совершенно новый законопроект. Закон «О статусе судей в СССР» 1989 года был хорошим и прогрессивным для своего времени, именно в нем впервые появилось понятие судейского статуса. Но в том законе еще не было закреплено гарантий независимости судей и многих других важнейших положений, часть из которых потом вошла даже в Конституцию.
— Поэтому мы пошли дальше. Союзный законодатель сделал первый шаг, а мы продолжили.
— Но закон 1989 года исторически важен тем, что он дал импульс для самоорганизации судей в сообщество, а значит, и для создания Совета судей России. Дело в том, что этим законом было предусмотрено проведение ежегодных конференций судей. Правда, круг вопросов, которые следовало обсуждать на этих конференциях, был очень узким. Закон предписывал обсуждать вопросы судебной практики и проводить избрание квалификационных коллегий. Но, как говорится, главное — собраться, а уж темы для обсуждения найдутся. И судьи, конечно, сразу вышли за рамки предписанных законом вопросов и стали обсуждать все существующие проблемы, все то, что их в тот момент больше всего волновало и заботило. А что это были за вопросы? Да все те же — низкая зарплата, текучесть кадров, большая перегрузка, унизительные условия труда.
— Ежегодные конференции стали прообразом будущего Совета судей, который был создан через три года. Хотя у судей тогда не было никакого опыта самоуправления. Более того, и возможности их были жестко ограничены. Деятельность судей строго предопределена законом, они действуют в узком коридоре возможностей и не могут позволять себе выскакивать за его рамки.
— Это может показаться парадоксом: судьи — люди государственные, а судейская корпорация — не общественная организация, но судьи были первыми, кто создал орган самоуправления. Адвокаты, например, сумели договориться и создать свою общественную организацию только через 10 лет после этого.
— Большая беда нужна для того, чтобы объединиться? Как Вы думаете, если бы судебная система не находилась тогда в таком плачевном состоянии, смогли бы судьи сорганизоваться?
— Не исключено, что и не возникло бы необходимости в самоорганизации и в создании Совета. Когда все благополучно, то зачем что-то менять? А беда, действительно, подталкивает к переменам, к развитию, и в истории человечества тому много примеров.
— Закон «О судебной системе Российской Федерации» тоже был принят не от хорошей жизни?
— В определенном смысле — да. Он был принят в очень тревожное время и для судебной системы, и для всей России. Тогда мы были буквально в одном шаге от разрыва единой судебной системы на множество региональных.
— Вы помните, 1994 — 1996 годы — это пик «парада суверенитетов». Главный лозунг тех лет — бери столько власти, сколько сможешь унести. И все брали максимум власти в своем регионе и покушались, в том числе, на судебную власть. Некоторые руководители субъектов РФ так и говорили: «Что это за суверенитет без суда? Суд — необходимый атрибут государственности. И на уровне нашего региона должны быть представлены все ветви власти — и исполнительная, и законодательная, и судебная».
— В качестве аргумента они ссылались на слабость центральной федеральной власти, на то, что у нее нет денег. Они говорили: «Сейчас суды бедствуют, центральная власть не в состоянии обеспечить им нормальные условия, а мы построим дворцы правосудия и должным образом профинансируем судебную деятельность».
— Но самое поразительное не в том, что руководители субъектов РФ хотели разорвать судебную систему на части и каждый получить свою долю. Самое поразительное, что их поддерживали в этом и Правительство России, и Администрация Президента. Они хотели оставить только три федеральных суда — Конституционный, Верховный и Высший Арбитражный, а все остальные суды сделать местными. Ссылались на США, где смешанная судебная система, и уже готовили соответствующие изменения в кодексы. Кстати говоря, в некоторых кавказских республиках уже были приняты законы о статусе судей, которые понижали и уровень независимости судей, и другие основные судейские гарантии. По сути, судей превращали в клерков. И так бы и случилось, если бы ни усилия судейского сообщества. Самое главное, что нам удалось, — это закрепить в законе, что судебную систему Российской Федерации составляют федеральные суды.
— Буквально в последний момент Вячеславу Михайловичу Лебедеву удалось убедить наших оппонентов в том, что необходимо принять закон «О судебной системе Российской Федерации», и именно в той редакции, которую предлагали мы.
— А убеждать пришлось каждого губернатора в отдельности, в том числе вступать в спор с такими, казалось бы, непобедимыми тяжеловесами, как Лужков, Шаймиев, Рахимов. Вячеслав Михайлович лично встречался с каждым сенатором. С каждым!
— Но надо отдать должное и сенаторам. Руководителей кавказских республик, Татарстана и Башкортостана, правда, переубедить не удалось, но все остальные смогли подняться над своими амбициями, над своими суверенитетами: они поняли, что утрата единства судебной системы грозит российской государственности и чревато развалом страны. Они поняли, что судебная власть — это одна из скреп, удерживающих целостность государства.
— Совет Федерации тогда формировался по совершенно другому принципу — его членами были губернаторы и главы представительных органов субъектов РФ. Приняли решение голосовать путем опроса, потому что собрать кворум, необходимый для принятия конституционного закона, было почти нереально. Накануне голосования в Совете Федерации всю ночь разыскивали сенаторов, высылали опросные листы и только к утру набрали необходимое число голосов плюс четыре голоса на всякий случай. 31 декабря позвонили Вячеславу Михайловичу и пригласили на оглашение результатов голосования.
— Но что интересно! Когда в субъектах Федерации появились свои суды — мировые, руководители регионов начали дружно возражать против этого, ссылаясь на то, что нет денег.
— Закон «О Судебном департаменте при Верховном Суде Российской Федерации» тоже рождался в битвах? И тоже на фоне какого-то неблагополучия?
— Совершенно верно. Неблагополучие заключалось в том, что у Министерства юстиции, которое распоряжалось финансами судебной власти, не было ни заинтересованности, ни возможностей отстаивать интересы судебной системы. Минюст был частью другой ветви государственной власти, и, соответственно, руководствовался ее интересами. Но, при этом, делиться своими полномочиями не хотел. И, мягко говоря, без восторга воспринял инициативу Совета судей о создании своего судейского ведомства, которое будет влиять на формирование бюджета судебной системы и контролировать этот бюджет.
— Попробуйте сейчас отнять какие бы то ни было функции у министерства. Тем более, возможность распоряжаться финансовыми средствами. Вряд ли получится.
— То есть, если бы тогда вы тогда не создали Судебный департамент...
— Думаю, сейчас нам не удалось бы вырваться из тесных объятий Минюста. А тогда у нас все получилось. Мы разработали законопроект «О Судебном департаменте при Верховном Суде Российской Федерации», передали его Верховному Суду РФ, который нас поддержал и внес законопроект в Государственную Думу.
— Борьба вокруг законопроекта велась ожесточенная, но мы победили. И судебная власть была окончательно, как того и требует принцип разделения властей, отделена от исполнительной. Именно поэтому создание Судебного департамента — огромный шаг вперед в развитии судебной системы.
— Вернемся к вашему первому завоеванию — закону «О статусе судей в Российской Федерации». За последние 15 лет судейский статус претерпел какие-нибудь изменения?
— К сожалению, он изменился, и не в лучшую сторону. Начиная с 1992 года, когда был принят закон, судейский статус постоянно подвергался нападкам. В целях, якобы, улучшения, а на деле получалось наоборот.
— И какой урон был нанесен статусу судей? Были затронуты основные гарантии судейской деятельности?
— В том-то и дело! Эрозии подвергается основа из основ отправления правосудия, а именно гарантии независимости судей, которые закреплены не только в законе о статусе судей, но и в Конституции, и в общепризнанных международных актах. Особенно усилились подобные тенденции в последние 10 лет. До 2001 года атаки на независимость удавалось отбивать, но после 2003 года шаг за шагом двинулись по пути ущемления судейской независимости. Причем, лозунги звучат правильные, все говорят, что нам необходим независимый суд, а на деле стараются независимость урезать. Сейчас озвучена очередная инициатива: говорят, что надо совершенствовать механизмы дисциплинарной ответственности судей.
— А Вы по-прежнему противник расширения линейки дисциплинарных санкций?
— Да. Я считаю, достаточно того, что закреплено в законе. Есть органы, которые рассматривают дела дисциплинарных проступках судей, накоплен достаточный и оправдавший себя опыт вынесения решений о привлечении судей к ответственности. Вполне достаточно предупреждения и лишения полномочий. Выговор, уменьшение зарплаты — зачем все это?
— Но самое главное — во время обсуждения этих вопросов всегда рефреном звучат упреки: «Судьи никому не подчиняются!»
— Разве это упрек? Скорее, высокая оценка понимания судьями своего долга и статуса.
— Все зависит от интонации. У нас часто эта фраза произносится с возмущением. В смысле: «Как же так? Кто допустил такую бесконтрольность?»
— Если внимательно проанализировать то, что звучит сегодня, в том числе — и с самых высоких трибун и о чем бурлит общественность, то мы увидим парадоксальную картину. Получается, у нас две беды: с одной стороны, судьи слишком зависимы, а с другой стороны, судьи неподконтрольны и неподотчетны. Причем, нередко и то, и другое говорят одни и те же люди. Давайте, все же, определимся — нам нужен независимый или подконтрольный судья? Третьего здесь не дано. И промежуточного состояния, никакой «полузависимости» или «недозависимости» быть не может.
— Наверное, прежде, чем начинать дискуссию об этом, надо договориться о терминах. Потому что у нас часто независимость трактуют превратно, а именно как отсутствие ответственности за проступки.
— Ежегодно от 50 до 100 судей не просто привлекаются к дисциплинарной ответственности, но и лишаются полномочий. Мне кажется, эти цифры очень красноречиво свидетельствуют о том, что судьи несут строгую ответственность за поступки, несовместимые со званием судьи. Это разве мало? Это очень много. Сейчас судью отрешить от должности гораздо легче, чем в советское время. Тогда судью могли отозвать избиратели, а это очень сложная процедура и она практически не применялась. Пять — шесть случаев на весь Советский Союз, и то не каждый год. А сейчас — от 50 до 100. Есть разница?
— И проблема здесь не в количестве санкций и не в том, какие органы будут решать судьбу судьи — квалификационные коллегии или дисциплинарные присутствия. Проблема в том, что на судейские должности нередко попадают негодные люди, а отборочная система такова, что нет возможности отобрать самых лучших.
— И в чем причина? В несовершенстве конкурсных процедур?
— Причин несколько. Главная, в отсутствии достаточного числа претендентов на должность судьи и в низкой профессиональной подготовке тех, кто участвует в конкурсах. Для того, чтобы выбрать самых лучших, самых профессиональных, надо иметь, из кого выбирать. А из десяти претендентов на должность судьи восемь человек даже не могут сдать квалификационный экзамен! О чем это говорит? О том, что высокие профессионалы, в которых очень заинтересована судебная система, предпочитают другой вид деятельности. Значит, стимулы для прихода на работу в суд, мягко говоря, недостаточно весомы. Работа трудная, опасная, а материальный уровень при этом неуклонно снижается. Но самое главное — отсутствие уважения к суду.
— Это — самое главное?
— Безусловно. Престиж профессии — это основа ее привлекательности. Не деньги, не защищенность, а возможность гордиться тем делом, которое тебе поручено, и осознание того, что твой труд не только востребован, но и по достоинству оценен обществом. А у нас все с точностью до наоборот. Давление на суд с каждым годом нарастает, плюс развернута настоящая травля суда со стороны экспертного сообщества и, прежде всего, адвокатов. Грязи льется столько, что уму непостижимо. Кому захочется идти на такую работу?
— В советское время мы жили небогато, и трудностей хватало, но зато было уважение, и ради этого мы мирились с любыми трудностями.
— И что делать?
— Это такой же трудный вопрос, как и «Что делать с хамством?» или «Что делать с правовым нигилизмом?» Думаю, нужно воспитывать людей, с детства прививать уважение к закону и суду. В так называемых цивилизованных странах, которые с полным на то основанием называют себя правовыми государствами, это само собой разумеется.
— Приведу свежий пример. Вот у меня на столе — доклад американской Ассоциации юристов. Как и у нас, в нее входят ученые, политики, судьи, корпоративные юристы, адвокаты. И вот что они пишут: «Суды нашей страны переживают кризис. Неспособность законодательных органов штатов обеспечить адекватные условия финансирования иногда в буквальном смысле закрывает двери нашей судебной системы. Конгресс сокращает свою поддержку для федеральных судов. В результате в прошлом году суды каждого штата были вынуждены заморозить бюджеты и сократить оклады судей и их отпуска, уволить часть персонала, содействовать раннему выходу судей в отставку, увеличить судебные сборы и даже закрыть суды». Оценка Ассоциации юристов — «катастрофическое положение».
— Это пишут адвокаты! Это их вопль в поддержку суда, обращенный к конгрессменам: «Опомнитесь!»
— Несколько лет назад мы были в США, как раз на заседании одной из секций Ассоциации юристов. Там адвокаты обсуждали, как бы им пролоббировать закон о повышении зарплаты судьям. Фактически, распределяли свои лоббистские обязанности: «Я поговорю с сенатором таким-то, а ты должен встретиться с сенатором таким-то...» После окончания заседания, я их спросил: «Зачем вам это нужно? Что вы так о судьях печетесь?» Надо сказать, их мой вопрос удивил. Они ответили примерно так: «А как же? Мы больше всех заинтересованы в том, чтобы в судьи шли самые грамотные, самые профессиональные, самые лучшие».
— А наши адвокаты прилагают титанические усилия для того, чтобы опорочить судебную систему, настроить общество против нее. Они не понимают, что рубят сук, на котором сидят. Кому они нужны без суда?
— Правовая культура общества другая. И совершенно иное понимание своей профессиональной и гражданской ответственности. Нет понимания, что униженный и затравленный суд опасен для общества.
— Так все-таки, что делать? Мы знаем, что в Совете судей эта проблема постоянно обсуждается.
— Обсуждается. Но мы одни бессильны изменить ситуацию. В том, чтобы восстановить престиж профессии судьи, прежде всего должно быть заинтересовано государство. И гражданское общество. А если с самого верха постоянно доносятся окрики в адрес всех судей, если постоянно судейское сообщество обвиняют в том, что оно превратилось в железобетонную корпорацию, что нам ждать от обычных граждан?
— А хвалить себя — занятие не очень приличное и к тому же бесполезное.
— Я думаю, что формирование правовой культуры и культуры в широком смысле — не дело Совета судей и не дело судей. Судьи должны дела рассматривать. Что мы и делаем. Несмотря на постоянное недофинансирование, давление, запредельную служебную нагрузку, а именно — 20 миллионов дел в год, судебная система работает. Бесперебойно и четко. И в этом смысле — да, она железобетонная. И устойчивая. В 90-е годы, когда почти развалились многие государственные институты — и армия, и МВД, суд выстоял. И, более того, он был наиболее демократичным органом власти. Даже в советское время суды неукоснительно соблюдали принципы открытости, публичности, выборности и независимости от начальства. Демократические начала всегда были свойственны судебной системе.
— Но я никогда не соглашусь с тем, что судебная система изолирована от общества, что она своего рода «вещь в себе». Неправда. Судебная система открыта и для общества и активно участвует в процессе развития и совершенствования государства. Никогда не было такого, чтобы судьи полностью замыкались на своей непосредственной деятельности — мы всегда анализировали текущую ситуацию и доносили и до граждан, и до законодателя, и до исполнительной власти свое коллегиальное мнение, свои идеи. Это так же естественно, как и необходимо, потому что судебные разбирательства дают возможность увидеть многие насущные проблемы общества, проанализировать
их и сделать выводы о том, что нужно предпринять для их решения.
— Совет судей как выразитель позиций судейского сообщества всегда был площадкой для дискуссий и для выработки оптимальных и законотворческих, и управленческих решений.
— Насколько мы поняли, вы против обобщений? Когда на примере одного или нескольких неправосудных решений вешают ярлыки на всю судебную систему.
— Конечно. Можно и нужно критиковать неправосудные судебные решения, которые, конечно, имеют место быть. Свидетельство тому — значительное число судебных актов, которые отменены вышестоящими судами. Но критиковать, причем, так жестко, всю судебную систему — это неправильно, несправедливо и опасно. Большинство судей — честные, порядочные и квалифицированные люди.
— Я полагаю, что и общество, и государство должны смотреть на ситуацию здраво и ставить друг перед другом реальные задачи. Требовать кристальной чистоты судейского корпуса, когда общество настолько коррумпировано, конечно, можно, но в наших условиях невыполнимо. Были, есть и будут в судейских рядах люди недостойные, но нельзя не замечать того, что от них судебная система последовательно избавляется.
— Мне кажется, подобное отношение к суду — симптом неблагополучия не судебной системы, а всего общества. Проще всего перенаправить потоки агрессии, возникающие в обществе, на суд. Проще всего указать него, как на главного виновника всех наших бед. Но это очень опасно, потому что суд — это одна из опор государства.
— Для того, чтобы разрушить стабильность и целостность государства достаточно расшатать одну из трех его основ — Президентскую власть, власть законодательную или судебную. Мы это уже не раз проходили, только, к сожалению, история нас ничему не учит. В последние годы советской власти тоже звучала обильная критика в адрес судов. И мы все знаем, чем это закончилось. Государство развалилось.
— Судя по публикациям в СМИ общество действительно суду не доверяет. Но социологические опросы показывают, что степень недоверия к суду сильно преувеличена. Во всяком случае, большинство граждан, у которых есть личный опыт взаимодействия с судом, доверяет судебной системе.
— И статистика подтверждает то же самое. По уголовным делам обжалуется не более 15% решений, а по гражданским — 5%. Где же здесь недоверие? Наоборот, получается, что подавляющее число граждан считают судебные решения по своим делам справедливыми или, как минимум, приемлемыми.
— Юрий Иванович! Судебная реформа в России длится 20 лет, и конца ей пока не видно. Это самая долгая из всех наших реформ. Какова вероятность того, что она когда-нибудь будет завершена?
— Судебная реформа была завершена уже к 2000 году. Это подтвердил V Всероссийский съезд судей, который состоялся в 2000 году. Выступая на этом съезде, Президент В. В. Путин сказал о том, что по основным базовым параметрам судебная реформа завершена. Концепция судебной реформы реализована, и нет никаких оснований продолжать радикальную ломку системы. Если все время ломать, то ничего толкового не построишь. Никакая система не может выдержать реформирования на протяжении десятков лет. Бесконечная реформа — это нонсенс. Суть любой реформы именно в том, чтобы изменить базовые параметры, создать новые механизмы, чтобы затем спокойно работать по новым правилам.
— Наша дальнейшая задача — совершенствовать и настраивать механизм, доделывать то, что недоделано и идти в том направлении, в котором мы шли все эти годы. И отражать атаки тех, кто хочет нас столкнуть с этого пути, что само по себе очень непросто. Надо различать реформу и контрреформу, и соответственно реагировать.
— Почти каждая реформа натыкается на противодействие, и судебная реформа не исключение. Сильный независимый суд нужен не всем.
— Мы опять возвращаемся к вопросу о независимости судей.
— Потому что без этого нет суда. И потому, что это главная мишень для тех, кому удобнее иметь послушный и управляемый суд, на который они хотят влиять.
— Самое поразительное, что о необходимости подчинить суд тем или иным структурам говорят открыто, не стесняясь. И преподносят это чуть ли ни как огромное демократическое завоевание.
— Я помню, Герман Оскарович Греф в начале 2000-х годов на одном из международных симпозиумов изложил свое видение судебной системы. Он сказал, что решения судов должны вступать в силу только после утверждения их общественным советом. Аудитория пришла в замешательство. Как?! Решения судов должен кто-то утверждать?
— Но сколь бы ни изумлялась таким высказываниям международная общественность, идея до сих пор жива. И не зря мы обращались к Председателю Конституционного Суда РФ за разъяснениями. Мы действительно не понимаем, как можно реализовать общественный контроль над вступившими в силу судебными актами. Не только суть, но и процедура этого действа непонятна, а без строгого соблюдения процессуальных норм ни один суд не может вершить правосудие. Кроме того, согласно конституционной норме, судьи подчиняются только Конституции и федеральному закону, а никак не требованиям общественности. И так везде, во всех правовых государствах.
— Если же примут решение подчинить суды отдельным представителям общественности, то тогда логично вообще устранить суд как «лишнее звено», и пусть общественность выносит приговоры. Собственно, такого рода решения сейчас и принимаются некоторыми общественными структурами.
— Вы сказали, что концепция судебной реформы реализована. Но остались весьма существенные ее положения, к реализации которых еще даже не приступали. Например, в концепции заложено создание административного правосудия.
— Не только в Концепции, но и в Конституции РФ. Вновь избранный Президент России сказал, что административные суды нужны. Но, видимо, не все с ним согласны. Так что, как видите, контрреформа продолжается. Видимо, кому-то административный суд может сильно помешать. Кроме того, в последние годы мы наблюдаем противостояние юрисдикций, хотя в Конституции ясно сказано, что административные суды должны существовать в системе судов общей юрисдикции.
— Как Вам кажется, нуждается ли сам Совет судей в реформировании? Об этом сейчас тоже часто говорят.
— Я полагаю, нет. Но я знаю, что некоторым членам судейского сообщества не нравится, что Совет судей уделяет большое внимания вопросам финансирования судов. Как правило, эти критики не видели своими глазами, что происходило с судебной системой в середине 90-х годов, когда в судах отключали электричество, отопление, телефоны за неуплату. Вот что такое финансы.
— Если бы мы не уделяли финансовым вопросам такого внимания, ситуации вполне могла бы повториться. И рецидивы были. Например, когда Минфин секвестрировал бюджет судебной системы, хотя по закону не имел никакого права это делать без согласования с Советом судей. И Верховному Суду РФ пришлось обращаться в Конституционный Суд, чтобы отменить решение Министерства финансов. Но несмотря на то, что Конституционный Суд принял Постановление о неконституционности решения Минфина, министр финансов отказался восстановить бюджет судебной системы. Тогда Совет судей обратился к Генеральному прокурору с требованием привлечь Министра финансов к уголовной ответственности за неисполнение решения Конституционного Суда и за самоуправство.
— Я хотел бы напомнить некоторым членам судейского сообшества, что по сравнению с серединой 90-х годов к середине 2005 года бюджет судебной системы увеличился в 20 раз. Сейчас, конечно, другая ситуация.
— А состав Совета судей, членство в нем не следует скорректировать?
— Совет судей уникален в том смысле, что в нем представлены все юрисдикции — и конституционная, и судов общей юрисдикции, и арбитражная, и мировые судьи. И все уровни судов и судей — от судей районного суда до председателей верховных судов республик. Подобное представительство позволяет адекватно оценивать состояние судебной системы и ее проблемы.
— Вы не согласны с тем, что в Совете судей слишком много председателей судов?
— Я готов подтвердить, что их стало больше. В первом Совете председателей было 43%, из них председателей областных судов — 29%. Сейчас у нас председателей судов 75%. Почему? У председателей областных судов больше возможностей влиять на политику, чем у судьи районного суда. Совет — работающий орган, который ставит перед собой конкретные цели и прилагает усилия (и немалые), чтобы их достичь. Можно сказать, мы усиливаем эффективность деятельности Совета судей путем сложения влиятельности каждого из его членов. Кроме того, все председатели областных и равных им судов общей юрисдикции прошли по всем ступеням судейской карьеры — от судьи самой низшей инстанции до председателя областного суда. И проблемы судов всех уровней они знают очень хорошо. Поэтому тенденция к увеличению числа председателей судов в Совете оправдана.
— Есть и другой момент — увеличение числа председателей объясняется тем, что по мере роста авторитета Совета судей все больше председателей стремилось туда попасть.
— Я уже не говорю о том, что Совет судей — выборный орган. Не мы того или иного судью призвали в Совет и велели ему что-то делать. Его избрали на конференции судей, а значит, его уважают настолько, что готовы ему доверить представлять интересы судей всего округа. Очень важный момент — у нас нет «штабных». Кто-то сказал, что Совет судей должен представлять «тех, кто в поле». То есть, как я понял это выражение, тех, кто рассматривает дела. Так все члены Совета не только представляют «тех, кто в поле», но и сами на этом же поле трудятся. Все до единого члены Совета имеют процессуальные полномочия, все рассматривают дела, начиная от мирового судьи до Председателя Верховного Суда РФ.
— То есть ничего в работе и в системе формирования Совета судей менять не надо, пусть все останется, как есть?
— Почему? Мы меняемся и развиваемся. Но я убежден, что органы судейского сообщества надо укреплять, а не разрушать. Совет судей надо усиливать, расширять его полномочия и в области кадровой политики, и в области контроля за Судебным департаментом.
— Сейчас произошел определенный перекос в сторону усиления административного влияния председателей судов. И, наверное, было бы правильно какие-то полномочия председателей судов передать советам судей.
— На сегодняшний день существуют две концепции руководства судами. Согласно первой, председатель суда — это руководитель, который отвечает за все, что происходит в суде. Согласно второй, председатель — первый среди равных. А у руководителя суда и у судьи, пусть и первого среди своих коллег, совершенно разные функции.
— Вы считаете, что председатель должен быть первым среди равных?
— Да. И если государство выберет такую концепцию, сразу возникнет вопрос: а кто будет руководить аппаратом суда? Кто будет отвечать за сроки рассмотрения дел, за их движение, за распределение отпусков, за всю текущую деятельность? Организующее начало обязательно должно быть. И если работу суда как учреждения организует не председатель, то значит, этим должен заниматься кто-то другой. Можно возложить эти обязанности на Судебный департамент, но тогда велика вероятность, что департамент возвысится над судами, станет своего рода министерством судов. Чтобы этого не произошло, надо будет усилить советы судей и передать им дополнительные полномочия по контролю над департаментом.
— Возможно другое решение вопроса — передать управленческие функции руководителю аппарата. В США, например, Председатель суда — первый среди равных, а руководит работой суда старший клерк, у которого, кстати, очень большие полномочия и зарплата, равная зарплате судьи. Но и он подконтролен, над ним центральный судебный офис, а над центральным офисом — конференция, то есть выстроена сбалансированная система сдержек, противовесов и взаимного контроля.
— В идеале председатель суда не должен быть менеджером. Его дело — отправлять правосудие. У нас пока по-другому устроено. Как будет дальше — жизнь покажет.
— Что в ближайших планах Совета судей?
— Провести съезд. Уже понятно, что он будет сложным. Нам предстоит избрать новый орган судейского сообщества — экзаменационную комиссию. Если до съезда примут закон о дисциплинарных коллегиях, которым собираются разделить функции назначения судей на должность и рассмотрение дисциплинарных проступков между квалификационными и дисциплинарными коллегиями — будем избирать членов дисциплинарных коллегий.
— Процедура выборов сейчас сложная, многоступенчатая, и она займет очень много времени. Чтобы съезд прошел в нормальном темпе, конструктивно и спокойно, к выборам надо готовиться, заранее выдвигать кандидатов.
— Как всегда, подведем итого прошедших четырех лет, определим перспективу.
— Новый кодекс судейской этими будете принимать. На страницах нашего журнала проект нового кодекса обсуждался неоднократно, и многие эксперты оценивали его положительно прежде всего потому, что он снимет много ограничений с судей при их общении с внешним миром и, прежде всего, со СМИ. Если раньше судебные решения комментировали преимущественно адвокаты, которые, как Вы сказали, часто настроены необъективно и агрессивно, то теперь сами судьи смогут разъяснять прессе суть своих решений, что должно позитивно сказаться на авторитете судебной власти.
— Да, в заседаниях комиссии по этике, которая готовила проект кодекса, участвовали журналисты, и результат их взаимодействия с членами Совета судей всеми был оценен положительно. Комиссия учла многие предложения Союза журналистов. В мае мы планируем обсудить окончательную редакцию Кодекса, чтобы затем рекомендовать съезду судей его принять. Но уже сейчас понятно, что это будет хороший документ.
— Юрий Иванович, последний вопрос и о прошлом, и о настоящем. Что общего между самым первым составом Совета судей и нынешним? Насколько сильно изменился облик Совета судей за 20 лет?
— Отличие в том, что первый состав Совета был гораздо эмоциональнее. Я уже говорил, что на наших заседаниях было много споров, криков, шума. Сейчас этого нет, потому что все вопросы предварительно обсуждаются в комиссиях, в Судебном департаменте, причем, не только судьями, но и специалистами в самых разных областях. Поэтому на заседания Совета вопросы выносятся уже глубоко проработанными, соответственно, и споров меньше, и дискуссии, когда они случаются, менее страстные.
— А общее то, что и в самые первые годы существования Совета, и сейчас мы остаемся единомышленниками. У нас общие ценности, общие цели и, в основном, общий взгляд на то, как должна развиваться судебная система. Можем спорить о частностях, о деталях, но в целом мы смотрим в одном направлении и в принципиальных вопросах едины.
— Большое спасибо!